Но все это появилось уже на памяти ныне живущих. Мало кто теперь задумывается (и помнит), что еще в середине 1960-х здесь стояли руины, и вполне могло сложиться так, что к нашим временам и руин бы не осталось, а только бурьян среди старых лип. В России всегда сильнее чем в иных местах важна роль личности в истории. У Хмелиты есть свой нынешний герой, спаситель усадьбы и ее хозяин, хотя и не барин, а директор музея-заповедника, созданного в 1990 г. Виктор Кулаков по молодости работал в реставрации, под началом знаменитого П.Д. Барановского. В 60-х они приезжали в Хмелиту вместе, смотреть сгоревший остов грибоедовского дворца. Тогда же дом показался им необычайно интересным и загадочным. Под слоем поздней шуткатурки открылись остатки форм растреллиевского барокко, столь редкого (если не уникального) в провинциальных усадьбах. Тогда и возникла у Кулакова мечта возродить усадьбу. Об этом деле жизни Кулакова, растянувшемся на десятилетия, много написано, и книги, и статьи. Кто захочет, без труда найдет. Важен итог - сейчас в Хмелите действующий и развивающийся музей, а русская архитектура обогатилась уникальным дворцовым ансамблем елизаветинской эпохи, каких во всей стране единицы, да и те все вокруг Петербурга и Москвы.
Усадьбу отстроил в 1750-х гг. оставной поручик лейб-гвардии Преображенского полка Федор Алексеевич Грибоедов. Гвардейцы, игравшие ключевую роль в переворотах 18 века, были на особом счету, являли собой столичную офицерскую элиту. Так что в разговоре о Хмелите важен не чин заказчика (чин весьма скромный), а принадлежность к любимым Елизаветой преображенцам. В столице Грибоедов видел много роскошных дворцов самой императрицы и ее вельмож. Так что поселившись в своем родовом имении, он решил перенести сюда образы барочного Петербурга, уподобив усадьбу парадной резиденции царедворца. Построенная им усадьба превышала размахом обычную среднепоместную, уравнивала скромный, хотя и старый, род Грибоедовых с близкими к трону Воронцовыми, Шуваловыми, Шереметевыми, Разумовскими. Хмелиту с ее каменным двухэтажным дворцом, четырьмя флигелями, каменными службами, двумя храмами (остался один) и регулярным парком можно ставить в ряд, следующий за Царским Селом и Петергофом, сразу после Кускова и Петровско-Разумовского. Равные ей по уровню усадьбы из провинциальных подыскать сложно, ибо может и были, да не дошли. Но по-любому Хмелита была изначально грандиознее, чем Глинки Брюса, Лопасня Васильчиковых, Ясенево Лопухиных, Чукавино Чоглоковых и другие известные нам дома-сундуки барокко в усадьбах. Пока рядом с хмелитским домом можно поставить только раскопанные совсем недавно под Старицей фундаменты многоколонного белокаменного дворца тех же Чоглоковых в селе Новое. Но там мы можем пока реконструировать только план, но не формы самой архитектуры, увы. Из пригородных увеселительных дворцов похожей архитектуры вспоминается еще Ново-Знаменка Воронцовых, что на Петергофской дороге.
В 1832 г. дом перестроили. Сбили (или заштукатурили) полуколонны, фронтоны и ушастые наличники, разобрали лестницу, ведущую в парк. Потом как-то реконструировали галереи по бокам, ведущие к флигелям. В результате бывшие двери на торцах дома оказались ведущими в никуда. Одна галерея и вовсе исчезла со временем, так что дом стал однобоким, с одним крылом. К главному фасаду прилепили корявый портик стреугольным фронтоном, а наверх надели простой цилиндрический бельведер, дабы любоваться окрестностями. В таком виде дом-гибрид дожил до советской власти. По фотографиями той поры видно, что что-то в нем не так. Вроде и портик, как полагается среднестатистическому дворянскому гнезду, а пропорции явно не от классицизма, да и ритм окон не из той оперы.
В 1954 г. дом, в котором за советские годы что только не размещалось (и комунна, и колхоз, и склад) сгорел и стал растаскиваться местными жителями. В таком, казалось, уже безнадежном состоянии и застали его в конце 60-х Барановский с Кулаковым. Поковыряли руину и увидели, что все барочные формы читаются и вполне восстановимы. И когда встал вопрос о реставрации, было решено вернуть дому облик на время постройки, т.е. на середину 18 века.
Когда мы с ОИРУ впервые были в Хмелите в 2002 г., помню, что много было критики в адрес реставрации. Дескать, имеем фантазию на тему Растрелли, да и вообще зачем было менять тот облик, который сложился в результате полутора веков истории усадьбы, колоритных напластований-наслоений. Ну и в том духе. Сейчас понимаю, что ума было меньше, а понтов больше, потому многое важное в архитектуре дома и в его реставрации я тогда проглядел. Да и времени у нас тогда на усадьбу было меньше. Сейчас присмотрелся внимательнее и попытался немного представить себя на месте Кулакова (нет, я бы жизнь этому не посвятил, чесслово, не тот характер да и личной цели такой нет) и подумать, как бы я поступил с проектом реставрации. И понял, что выбора особенно не было. Или делаем заурядный неуклюжий классицизм, надетый на барочный сундук, или же реконструируем уникальный дом-дворец в духе Растрелли, имея на это все основания в виде частично уцелевшего декора и следов прочих форм. Я бы не раздумывал. Тем более, что именно таким (ну или почти таким) дом застал Александр Грибоедов. Перестроили его уже после гибели классика. Так что Кулаков возродил именно грибоедовсую Хмелиту - и деда, и дяди, и самого писателя.
Что-то конечно пришлось домыслить, не без того. Ну, формы эффектной барочной лестницы на два схода, на парковой стороне. Она там была, раскопали ее фундаменты. Но линию подъема, формы тумб и балясин, ясный пень, сделали по аналогам. Крыша "с изломом" тоже вероятно сфантазирована, наверное на основе текстовых описаний. Изображений дома до 1830-х гг. нет, так что проект делали на основе той информации, которую давало само искореженное переделками и пожаром здание.
Сделано все качественно, как при реставрации питерских пригородов. Это особенно понимаешь сейчас, когда перед глазами иные примеры современных реставраций. Так что все познается в сравнении. На лестнице природный камень, а не ушлая тротуарная плитка, как делают обычно сейчас. Недавно перекрыли крышу, теперь там благородная медь. Дом становится все более "аутентичным", меняя дешевые материалы первой реставрации на более дорогие и качественные.
Нам неизвестен автор проекта дворца в Хмелите. Но то, что он, проект, был, позволяет предполагать разница в архитектуре самого дома и флигелей. Видно, что флигеля более доморощеные, своей приземистостью напоминают допетровские палаты. Там барокко обычное, провинциальное, ограничивающееся ушастыми обрамлениями окон. На доме же полно именно столичных форм, пусть и в огрубленной трактовке. Сложные карнизы, сплошные раскреповки, лучковые фронтоны, люкарны, "лежачие" овальные окна - этот набор явно другой, чем в архитектуре флигелей. Можно плагать, что проект центральной части (самого дома) делал профессиональный архитектор, а с флигелями справились собственными силами, какие-нибудь вязьмичи или свои крепостные.
Понятно, что не Растрелли, но вполне может быть кто-то из Петербурга, где поручик Грибоедов служил и "вращался в свете". Кто? Чевакинский? Может и он, только с чужими творческими "доработками" на месте. А может и еще кто, мы мало знаем петербургскую архитектуру елизаветинской поры, измеряем ее почти всегда лишь растреллиевской мерой, что не совсем верно. Как бы то ни было, дворец в Хмелите очень убедительно погружает нас в атмосферу елизаветинской эпохи. Цвет и балясины лестницы усиливают иллюзию, здесь вполне можно снимать фильмы про гардемаринов и Ломоносова.
Ну а Виктору Евгеньевичу Кулакову спасибо за то, что это место не стало пустым. Он сейчас неважно себя чувствует, так что нам всем стоит ему пожелать здоровья. Ибо никто не скажет сейчас, что будет с Хмелитой при другом директоре. У нас ведь все так непредсказуемо.
